Рисунки Е. Медведева
Вместо всех докторов
Самое раннее детское впечатление –
мамины руки, которые были для меня вместо всех
докторов.
Одесса – море, солнце, акации. Откуда появились
сразу ревматизм и две туберкулезные каверны в
обоих легких, можно только гадать. Вероятно, это
– следствие сырых, мглистых, туманных зим. Или
военного младенчества в Комсомольске-на-Амуре и
глубокого сибирского тыла. Но в четыре годика –
уже полный комплект.
Постоянно бьет кашель. Сильно ноют ручки и ножки.
Плачу по ночам – так сильно выкручивает. Мама не
спит и растирает хилое тельце. Руки у нее очень
теплые и бархатные, усыпляющие. Массирует
подолгу, до полного успокоения, с тихой
колыбельной песней.
Первое практическое следствие моих недугов –
тридцатилетняя мама (с дипломом агротехника)
поступает на курсы медсестер и массажа. И там, где
многие ограничиваются вызовом врача и рецептами,
она все берет на себя. Притом в своей домашней
трактовке. Поэтому докторов и больниц в детстве я
просто не помню. Только на диспансеризациях.
Мой ревматизм по неформальному совету врача из
военного госпиталя мама лечит огромными
порциями салицилки, от которых я давлюсь и
глохну. Противнейший порошок, нынешний аспирин,
со слюдяным блеском, горько-приторный,
облепляющий горло и никак не смываемый глотками.
Полные чайные ложечки с верхом по нескольку раз в
день, один их вид приводит меня в оцепенение. Мама
гладит руки и ноги и уговаривает: «Это враг твоей
боли, сейчас мы ее так ударим, что она вылетит в
трубу и никогда не вернется».
Вообще мама была против порошков и таблеток.
Исключения – рыбий жир и хлористый кальций. Она
объясняла, что столовая ложка «протухшего»
жидкого масла или горчайшей прозрачной
«водички», позывающей к рвоте, необходимы, без
них я не буду расти и мои косточки не окрепнут,
станут все время ломаться. Приходилось себя изо
всех сил перебарывать, потому что мне не хотелось
превратиться в лилипута с переломанными костями.
Салицилка же, говорила мама, не вредная химия, а
просушенный концентрат из молотых ивовых
веточек, большой враг воспалений, от которых и
ноют суставчики. Она умела вызвать мотивацию. А
наградой за горькое усердие являлся сладенький
гематоген, жидкий или твердый. Да, это – совсем
другое дело, вот если бы все лекарства были
такими!
Мамины рецепты
Упомянутый туберкулез со страшными,
как говорили, пятнами в легких, – это частые
рентгены с холодной рамой экрана в темном,
пугающем промежутке аппарата, резиновые руки
врача, крутящие меня то в одну, то в другую
сторону для разглядывания какой-то внутренней
картинки… Цоканье языком.
Путевки в детский туберкулезный санаторий. Чем
там лечили, не помню, но до сих пор стоят перед
глазами приезды мамы с банками настоянного
белого клевера. Это растение она собирала сама по
окрестным лужкам и полянам, заваривала кипятком,
заправляла медом или сахаром. Получался вкусный
пахучий напиток, который я пил большими глотками,
прибежав к маме на свидание. А приезжала она
почти каждый день.
Белый клевер – антивоспалительный и
антитоксичный настой. Кстати, это – мамино
любимое питье, которое она употребляла до
глубокой старости, когда уже я сам собирал
цветочные головки на лужайках Ботанического
сада и сушил их на зиму. Чай мама не признавала. И,
между прочим, гриппом и простудой никогда не
болела и врача на дом ни разу не вызывала.
Родом мама сельская, из Владимирской области.
Потому неудивительно, что и этот, и большинство
остальных ее рецептов пришли из деревенского
кладезя мудрости. Расскажу о некоторых из них.
При какой-нибудь сыпи, крапивнице или чесотке
всегда помогает купание в ванночке с травой
чередой.
Не зря говорится, что «лук от семи недуг». Если
натертый комок репчатого лука в марлечке
приложить к ранке, нарывчику, герпесу или
опухоли, то они пройдут.
А сильно гноящийся прыщик («чирик») изводится еще
проще. Мыльный ватный тампон (идеально дегтярное
мыло, но хорошо и простое хозяйственное) лепится
или прибинтовывается (можно ниткой) к
воспаленной болячке и «высасывает» ее, высушивая
и дезинфицируя. Меня удивляло, что моих
сверстников водили по больницам оперировать
такие развившиеся нарывы.
При простуде хорошо ставить на грудь горчичник, а
в носки под пятки класть тертый чеснок. Плюс
питье. Лучше всего горячее молоко с топленым
маслом, желательно козье. После этого сильно
потеешь, зато утром температура нормальная.
Использовала мама и уринотерапию, которая раньше
не была столь популярна, как в наши дни.
А если я болел, когда отдыхал в маминой родной
деревне, то лечение было настоящим блаженством.
Ничего не могло быть лучше, чем гнать простуду в
духовке-сушилке русской печи, лежа на громадной
боковой нише, устланной душистым сенцом, засыпая
в объятиях нагретого топкой кирпича!
Что же тут главное? Мамина неустанность, которую
чем дальше, тем больше ценишь на фоне
нарастающего аптечного бума и перекладывания
ответственности на фарморекламу. Многие имели
матерей-врачей, но мама – дух-целитель – это
нечто особое, объединяющее понятие образа
«мама».
Водой холодной обливала
К школьному порогу я бодро подошел уже
без болей в косточках, которые исчезли бесследно,
и без туберкулеза. Рентгены теперь показывали в
каждом легком по заизвесткованному «пятаку».
Дырки залепились настолько прочно, что через
десять лет, призываясь в Туркестане в пыльные,
дымные и раскаленные танковые войска, я получил
медицинский вердикт: «Годен без ограничений».
Кому как, а для меня и мамы это стало предметом
особой гордости.
В первом классе мама резко дополнила свою
практику. Перед началом учебы она заявила, что
теперь самое главное – закалка.
И уже утром первого сентября 1950 года при умывании
у кухонной раковины мама смочила холодной водой
(теплой и не было) и выжала вафельное полотенце,
которым жестко растерла мне грудь, спину и руки.
Как я ни извивался и ни пищал, она повторяла это
целую неделю. И, убедившись, что я ни разу даже не
высморкался, перешла к обливанию по пояс просто
холодной водой. Сначала мама лила ее из кружки на
согнутую над тазиком мою спину, потом я сам,
стиснув зубы, ладошками-лодочками брызгал себя
по всему торсу. Было холодно, противно, но я знал:
другого выбора у меня нет. И после обливания
всегда растирался до красноты так, что кожа
горела. Через годы это мучение усугубилось
холодным душем после зарядки, что продолжается и
теперь. (Добавлю для истины: с возрастом по разным
причинам предпочтительнее стал душ контрастный
– горячий с холодным).
Папа в то же время добыл полуторакилограммовые
гантели, и началась гимнастическая жизнь.
Главная ее трудность – утренний подъем на
полчаса раньше, чтобы успеть все. И это после
беганья по двору до упаду с футболом или
снежками, а затем ночного чтения с фонариком под
одеялом – очень, скажу вам, мучительно. В первом
классе такие манипуляции производили
своеобразный эффект. Ко мне подходили рослые
местные ребята, часто второгодники и
третьегодники, и говорили, небрежно сплевывая:
«Ты чего, правда холодной водой обливаешься? И
гантели таскаешь?». А получив робким кивком
подтверждение, добавляли: «Ну, давай подеремся».
Получив несколько раз в глаз, я был вынужден
записаться в боксерскую секцию, но это уже другая
история.
Неутомимые руки
Мной дело не ограничивалось. Приходы
мамы в школу сперва напрягали преподавателей. Ее
зоркий глаз быстро выхватывал ангинных,
ушибленных, золотушных, ячменных, лишайных,
чихающих и прочих нездоровых мальчиков и
девочек, на что педагогу немедленно указывалось.
Но страх, что мама побежит сообщать в верха на
учительское невнимание или напишет куда-то
жалобу, быстро прошел. Она брала малышку за руку и
вела к нам делать ту же санобработку, что и мне.
Проведя мероприятия, доставляла пациента домой и
наставляла его маму (отцов почти не было).
Начальные классы – это Новоград-Волынский, три
четверти города еще жили в землянках вместо
своих разрушенных хат. Мама находила, кому там
делать массаж или травяные ванночки для очищения
рук или ног от болячек, составляла полоскания для
горла. «Врач пропишет вам мазь Вишневского – ни в
коем случае! Она наращивает новую ткань поверх
гнойничка, а нарыв лишь прячется и развивается.
Только физраствор, соленая водичка, присыпка
стрептоцидом, ватка с мыльцем…» Мама
подозрительно и критически относилась к
формальным рецептам и методам, назначаемым
официальными докторами. Оставляла новым
знакомым запасы стрептоцида и марганцовки, все,
необходимое для компрессов ее собственного
изобретения.
В этот мамин спор с больничным формализмом
вмешиваться не буду. Но забегу вперед. На пенсию
она ушла с трудоемкой должности
сестры-массажистки детского профилактория. По
совмещению – массажист поликлиники ветеранов
войны и труда. Так получилось, что через ее
неутомимые руки проходили и старые, и малые.
Ставки были половинные, как тогда было принято,
если набиралось зарплаты рублей 70, то хорошо.
Отведенного времени для всех желающих в
процедурном кабинете не хватало. Матери
приводили к нам домой (уже в Ташкенте) своих
полиартритных и полиомиелитных детишек, замечая
улучшения от массажей и безлекарственных
процедур. Частыми гостями были и пожилые люди со
скрюченными пальцами и негнущимися коленками.
Никакой платы за дополнительный массаж мама не
брала, признание ее мастерства становилось
наивысшей наградой. Сама она до девяноста лет
делала интенсивную гимнастику по утрам.
Всегда рядом
Вернемся в школу, но уже на Дальний
Восток, в Уссурийск. Мама – самый необходимый
партнер учителей-туристов, возглавляющих наши
таежные походы. Ни одно происшествие не повергло
ее в панику, как иногда происходит с бедными
вожатыми-учителями. Ушиб, порез, шишка, промокшие
ноги, стертая пятка, носовое кровотечение,
впившийся клещ – с ней ничего не было страшно. Да
и костер развести под дождем, поставить палатку
под ветром – мама все могла подсказать и
показать. Я старался держаться подальше от нее,
чтобы не прослыть «маменькиным сынком». Ее
присутствие сильно стесняло меня как
самолюбивого пацана, но деваться было некуда. И
она меня вполне тактично обходила. Но и без меня
маму облепляли желающие сортировать
лекарственные травы, набивать подушки полынью,
закаляться водой из ручья и даже проходить курс
носового дыхания.
Денег тогда в учебных заведениях с родителей не
брали. Они помогали школе, кто чем мог – мытьем,
шитьем, книжками, интересными беседами... И, надо
сказать, это было гораздо теплее. Я думаю теперь,
что мама помогала тоже чем могла. Была мамой не
только мне с родным братом…